--Нда-а, неприятно,--посочувствовал Аскантур,--конечно, 19 лет назад, когда лорды-близнецы приезжали проститься с Вечерней Звездой, я был совсем мальчишка, но и тогда они показались мне чрезмерно легкомысленными и беспечными—гораздо больше, чем все прочие эльфы.
Государь тепло улыбнулся, словно припомнил что-то очень светлое и радостное, хотя Аскантур ожидал, что друг возразит против немного нелестного высказывания о своих дядьях.
-- Они и были такими, «без царя в голове» — как говорят на Севере. Мама рассказывала про них много веселых историй,— с доброй улыбкой сказал Эльдарион. И вновь углубился в чтение.
Аскантур, внимательно наблюдавший за другом, видел, как все более удивленным становиться его лицо, как все сильнее грустнеет взгляд -- и больше не решался прерывть.
Дочитав до конца, Эльдарион молча протянул письмо другу, а сам с ногами забрался в свое кресло и поплотнее закутался в плащ, словно замерз, хотя в комнате было тепло. Красивое лицо Государя было печальным, он глубоко задумался и, казалось, перестал замечать все вокруг.
Бросив на друга быстрый, обеспокоенный взгляд, Аскантур бережно расправил свиток:
«Государю Гондора и Арнора, Эльдариону Тельконтару» -- гласили первые строки.
«Тысача приветствий, Государь, да озарит благодатный свет Ваш высокий престол! Мое имя Ангредисс, и маловероятно, чтобы вы Вы, Государь, когда-либо слышали обо мне, ибо я не знатного рода.Не далее как вчера довелось мне увидеть портрет Королевской семьи, который, видимо, по досадной случайности, был забыт во Дворце Владыки Кирдана Корабела вашими родичам, Элладаном и Эрлохиром. Прошу, Государь, простить за нескромность, но мне подумалось, вам будет интересно узнать, что юный Принц Менельхиль, изображенный на сим портрете, поразительно похож на одного из своих великих предков, о котором здесь и пойдет речь.
Я расскажу вам о том, каким запомнился Владыка Дориата Диор Аранэль, прозванный еще Элухилем, мне, одной из его подданных.
Мы познакомились в 489 году по счету людей, когда родичи мои ненадолго перебрались из Дориата в Оссирианд — королевич Диор был ребенком, как и я , и мы были одного возраста, хотя он увидел мир на 12 зим раньше. "
« В 489 году Первой Эпохи»—ошарашено отметил для себя Аскантур. И с огромным интересом и нетерпением продолжил читать дальше:
"Принц Менельхиль очень похож на него: тот же редкостный цвет волос, те же черты лица и изгиб бровей — сходство просто удивительное! На холсте, конечно, этого не отразить, но я уверенна – у Вашего сына те же глаза, чудесные, серебристые, лунные, как ясные теплые звездочки в черной оправе пушистых ресниц.
Диор Аранэль был веселым и шумным, а его проделки и шутки были едва ли не единственным, что дарило беззаботную радость в отравленные страхом и отчаянием годы моего далекого детства.
Королевич много упражнялся с оружием , но гораздо сильнее привлекали его живопись и музыка, в которых он достиг большой искусности за поразительно короткие сроки. Дивной красоты вещицы выходили из-под его рук — а шутливые песни его дарили надежу и исцеляли душевные раны.
Королевна Лютиэнь была воплощенная красота. А королевич Диор был воплощенная радость. Когда он находился рядом, мы забывали о Великой Тени, нависшей над Миром, и сердца наши наполнялись весельем. Он был словно маленькое солнышко, спустившееся с небес, и ярче, живее Сильмарилля сиял его собственный, внутренний свет. Пламя его души горело мягко и ровно, подобно живительному огню домашнего очага, хотя могло обернуться всепожирающим пожаром—если бы он пожелал. Он унаследовал Силу своей матери, и щедро дарил ее Миру -- а Мир дарил ему себя, доверчиво открываясь навстречу.
Возможно, эта Древняя Сила и стала причиной замедлявшегося с каждой из зим телесного взросления , и если бы не злой рок , три четверти йена продлилась бы весна его детства, прежде чем расцвести первой весной юности—так говорила Госпожа Тинувиэль. Однако неслыханно рано достиг он зрелости, сделав своей избранницей Нимлот, дочь Лорда Галлатила, брата Владыки Келеборна. Поговаривали, будто лорд Галлатил застал их, уединившихся в удаленном уголке фруктового сада, что был частью усадьбы Кален-Рингиль, принадлежавшей ему. Правда это или нет—судить не берусь. Но даже если королевич Диор и Белая Дева нарушили аскан, великая любовь послужит им оправданием в глазах Судии.
Юный Диор горячо и настойчиво просил руки Нимлот у ее отца, даже грозился сбежать с ней из Оссирианда, так сильно сжигала его страсть. И лорд Галлатил уступил, хотя и не одобрял этот брак, считая его слишком ранним и даже валаропротивным, ибо Диор только вступал в пору отрочества, а весна юности Нимлот давно завершилась—четыре йена уж минуло ей, когда в 499 году по счету Людей , в середине месяца гвирит, была их свадьба.
Они очень забавно смотрелись вместе: она — в белых сияющих одеждах, стройная, как молодая березка, строгая, величавая и печальная, и он рядом с ней— ниже почти на локоть, белокурый, лохматый мальчишка , с нахальным взглядом и озорной улыбкой, которая почти никогда не сходила с его губ, в все время сползавшей с одного плеча нарядной рубахе. "
«Мальчишка…надо-же…»--удивлялся Асканту. «Читая древние легенды и летописи, я всегда представлял его прекрасным витязем, возмужалым, доблестным воином, а тут…»
"Серебряными кольцами они не обменивались. "--- гласило эльфийское послание. "Злые языки говорили – оттого, что леди Нимлот уже носила близнецов под сердцем. Конечно же, это оказалось ложью -- дети увидели Мир лишь спустя четырнадцать лун после свадьбы.Вообще, о Диоре ходили разные слухи и пересуды, особенно в последние годы жизни лорда Берена, после того, как Серебряный Плащ объявил юного королевича своим Наследником. Некоторые из них были просто отвратительны. Среди эльфов Оссирианда нашлись и такие, кто счел титул Наследника Серебряного Плаща непозволительно большой честью для полукровки. И, видимо, отголоски этих сплетен, тайком передающихся из уст в уста, достигли Менегрота: к всеобщему неприятному удивлению, Серебряный Плащ не пожелал присутствовать на празднике, и Владычица Мелиан осталась с ним.
И если доводилось Вам, Государь, когда-либо слышать порочащие Диора речи от подданных Владычицы Галадриэль или иных нольдор, оставшихся еще в Средиземье, то знайте – все это мерзостная ложь, исходящая от Феанорингов! После Нирнаэт владений сыновей Феанора более не существовало, войска их были рассеяны, и они жили в лесах у подножия Эред Луин. Келегорм , Куруфин и их народ люто ненавидели Князя Берена и старались всячески очернить его и весь его род, что удавалось им в полной мере.
Впрочем, королевич Диор платил им той же монетой. Он сложил про сынов Феанаро песню, настолько смешную, оскорбительную и непотребную, что даже оркам она пришлась по вкусу, и еще много, грубо и зло надсмехался над ними — надо сказать, совершенно заслуженно.
Одной из самых обидных насмешек была на диво искусно сработанная им статуя из глины, изображающая Колегорма и Куруфина -- они были словно живые, обнаженные их тела сплетались в гнуснейшей позе. Изваяние это вызвало бурю восторга у всех, кто не питал приязни к сыновьям Феанора. Королевич Диор хотел было отослать статую Колегорму, и если бы леди Нимлот не помешала ему осуществить это намерение, непременно вспыхнула бы война.Да, Диор Элухиль мог быть дерзок и непочтителен—лорд Берен со смехом говорил, что эти черты характера унаследованы от него—и тогда они казались достоинствами. А еще Королевич был очень упрям.Феанорингов Диор ненавидел едва ли не больше, чем самого Врага. От его руки, как должно быть известно Вашему Величеству, пали трое--Келегорм, Куруфин и Карантир, взрослые, сильные мужчины и искуснейшие бойцы—а Диор Элухиль был совсем дитя—и одолел.
Линфин, один из защитников Менегрота, чудом уцелевший в той жуткой резне, поведал, как это случилось. Когда нольдор ворвались в город, Диор, не желая спасаться бегством, бесстрашно вышел им навстречу вместе с прочими войнами. И Колегорм, этот подлец, вероятно, все еще снедаемый ревностью и злобой, во всеуслышание оскорбил Госпожу Тинувиэль столь грязно и омерзительно, что мне недостанет духу повторить это. Скажу лишь, что его гнусные слова вызвали у нашего маленького Короля неистовое бешенство, и он безрассудно ринулся в бой, желая заставить хулителя захлебнуться собственной кровью. Диор сражался отчаянно, и, не ожидавший такого натиска от мальчишки, Колегорм был тяжело ранен в живот. Куруфин и Карантир, нарушив законы поединка, бросились ему на выручку, однако тоже нашли свою смерть. Нольдор пришли в ярость, когда пали их предводители — и подло поразив защитников Диора стрелами, убили и его, и не успевшую укрыться в пещерах леди Нимлот. Но самым кошмарным их деянием было зверское убийство близнецов. Они безжалостно закололи их кинжалами, в безумии и ненависти крича : «Смерть проклятому отродью!» Впрочем, этих жестоких чудовищ настигло скорое и справедливое возмездие: Маэдрос надеялся получить Сильмарилль в качестве выкупа, и, узнав о свершившемся, велел повесить детоубийц. Малютку Эльдвинг нам удалось спрятать лишь чудом. Несчастное дитя едва не погибло от голода, ибо среди бежавших не было кормилицы, способной дать ей молоко.
Все мы, спасшиеся в ту страшную ночь от не ведающих милосердия нолдор, как великую драгоценность храним память о прекрасном Дориате, погибшем вместе с его маленьким Владыкой--нашим единственным светочем во мраке и кромешном ужасе, накрывшем тогда Мир. Вместе с ним словно умерла частичка души в каждом из нас, но наша любовь к нему будет жива до конца Мира.
И отрадно видеть мне, Государь, что маленький Принц столь сильно похож на Диора – тот словно вернулся, приняв новое имя.
Эту птицу Королевич подарил мне за девять лет до своей гибели. Если пять раз повернуть ключик, она будет танцевать. Пусть достанется Менельхилю и забавляет его так же, как забавляла меня, когда мир был юн а мы были детьми.
Ангредисс, подданная Кирдана Корабэла.
Писано 4 числа месяца Лотрон в год 127 по исчислению людей.»